Беспокойный домовой
Вот у нас была одна женщина, жила в Великострове. Она еще и сейчас живая. Она жила напротив меня, в доме она жила одна. У ей была мама, потом она померла, и она жила одна. И вот мы ездили все за сеном. За сеном поедем, а она и говорит:
- Ой, Анюшка, всю ночь опять не спала, не знаю, что торится, вроде того, что как домовой беспокоит.
У ей была изба-то, дом двухэтажный. Нижний этаж-то не жилой уже, там печи пали. Там был жернов, муку мололи. И говорит:
- Ты веришь, всю ночь то ли жернов, то ли перекла́да, то ли еще что-ни. Я,- говорит,- проснусь. - И ей жутко становится, одна дак. - А не то мячиком играт. Тут же в доме, играт мячиком. Щелкат и щелкат, и этот мячик и хлопат и хлопат. Я,-говорит,- выстану, возьму узду, на лошадей котору надевают, рябиновые прутья. Наиспашку все пройду по углам. До того нахлопаю, лампу зажгу. Что, нам тесно с тобой? Что, тесно? Спи, тут кровать! - У ей одна кровать была так, а друга тут еще. - Свались да спи,- она говорит ему,- а дай мне спокой.
- Она така была крепкая,- ты что хошь делай, все равно с избы не уйду. Нам с тобой не тесно. Любу кровать занимай, спи в избе. А дай мне спокой.
А ей-то на работу надо. Вот это было. Ну ладно.
- Опять,- говорит,- Анюшка, только лампу потушу, опять то же повторяется. Или посуду перебират в шкапу звенит чашками, тарелками, то ли еще что затеет делать. То мне,- говорит,- ухватом, то ли еще. И так, говорит, кое-как ночь.
Когда чужой человек ночуе, ей не трогат, она отдыхат. А этот, который ночует, тому опять мерещится это все.
|