|
Hyvähä hoomesta, i naisen nyvitelty!
I joha siä oot laahittu i laavitsalle, naisen laukkoilintu,
i joha siä oot vaattoitettu i toonoin vaattehisse, naisen vaapukkakukka,
i joha siä oot kenkitetty i toonoin kenkähisse, naisen keritelty,
i jo oot kateltu kankahan ai, i naisen kailoikukka.
I noiseha nyt meille hot i suruttelomaa surmakerraista, naisen kesoikukka,
i noise hot henkäelömää i henkiläkkijä, naisen helmointooma.
La miä siult kysyn, naisen kylvetelty,
olliitka siul kuin kylmät ottajat(i), naisen ommeenaoksa,
i olliitka hööt kuin valjut siulle i vastaajat, naisen vaapukkakukkain?
I veeläk siulle avaelttii kaik i toonoin ovet, naisen toomenoksa,
i veeläk seel kummarutelttii sinnuu i kultaisille loojoloil, naisen kylvetelty,
i veeläk seel painutettii siä i parahemmis paikois, naisen parkkula...?
I veeläk seel tunnustiit sinnuuva i toonoin helttiät her¬rat, naisen
helmointooma,
i veeläk neet ottiit omiksenne sinnuu, i naisen ommeena¬oksa,
i kirjuttelliitkä hööt kirkkahempii kirjoihen sinnuva, naisen kailoikukka,
i panniitka hööt siun parahempiil paperiloil, i naisen parkkulakukka?
I laa miä nyt kysyn kylläistä loojoja, miä kyttöövä itsijään:
«I ottakaa omiksenne i naisen ommeenaoksaist,
i tunnustakkaaha töö naisen tukkoipää’yt.
I voip hää oli kuin kylmä i teijen kyssyyjä, naisen kylve¬telty,
i voip hää oli kuin valju i paikan vaalitsija, naisen vaapukkakukka.
Mut töö antakaa kaik hänelle i anteeks, i naisen akkimain,
i laskekaa kaik hänelle lainaks, i naisen laukkoilintuisel,
i elkkää hänt heitellä i oven takkaks olomaa, naisen om¬meenaoksaist.
I hää vet’ tuli nyt teil i tuntomattomasseha väkkee, nai¬sen tukkoipää’yeen,
i hää tuli vastamaisee kansaa, i naisen kailoikukkain,
i hää nyt marssii teil mannaalan mail, naisen maaleentooma,
i hää topsii nyt toonoi-ilmal, naisen tooma.
I kysytelkkäähä helpommast hänt, naisen helmointooma,
i laskekaaha i lainaks kaik hänelle hänen suruille, suu¬rien tusakkahal.
I hää oli tään maan tusal, i naisen tukkoipää’yeen,
i hää oli tään maan leini, naisen leeminaoksa,
i elkkää vaa sinne laittaa leinähöksee hänt, naisen leeminäoksaa». |
Доброе утро, приголубленный женщиной!
И ты ведь уже возложен на лавку, /...?/ птичка женщины,
и ты ведь уже одет в одежды Туонелы, малиновый цветок женщины,
и ты ведь уже обут в обувь Туонелы, обласканный женщиной,
и ты уже укрыт тканью, /...?/ цветок женщины.
И встань-ка теперь хоть тоску о смерти своей поведать, летний цветок женщины,
и встань хоть выдохни свои (душевные) сокровенные слова, женщиной в подоле
принесенный.
Дай я спрошу у тебя, паренный женщиной,
очень ли холодные были у тебя приемщики, яблоневая веточка женщины,
и очень ли грубы были у тебя встречающие, малиновый цветок женщины?
И уж открыли ли тебе все двери Туонелы, черемуховая веточка женщины,
и уж дали ли тебе там поклониться (золотым) дорогим создателям, в бане паренный
женщиной,
и уж дозволили ли там тебе поклониться лучшим местам, цветок женщины?
И уж приняли ли тебя там и нежные господа Туонелы, в подоле принесенный женщиной,
и уж приняли ли они тебя к себе, яблоневая веточка женщины,
и вписали ли они тебя в свои светлейшие книги, /...?/ цветок женщины,
и внесли ли они тебя в лучшие бумаги, /...?/ цветок женщины?
И дай я теперь попрошу милого создателя, тлеющая сама:
«И примите вы к себе яблоневую веточку женщины,
и признайте вы своим кудрявую головушку женщины.
И, может (быть), он был очень неумелым просителем, в бане паренный женщиной,
и, может, он был очень несмелым выбирателем места, малиновый цветок женщины.
Но вы простите все ему, взлелеянному женщиной,
и отпустите ему все провинности, /...?/ птичке женщины,
не оставляйте его и за дверями, яблоневую веточку женщины.
И он ведь пришел теперь к вам, к незнакомому народу, кудреголовый женщины,
и он пришел в чужие люди, /...?/ цветок женщины,
и он теперь марширует (так! ) у вас в землях Туонелы, в мир принесенный женщиной,
и он топает теперь по свету Туонелы, принесенный женщиной.
И спрашивайте с него полегче, с принесенного в подоле женщиной,
и отпустите ему все провинности по его горемычности, многострадального.
И ведь был он страдалец на этой земле, кудрявая головушка,
и ведь был он кручинным на этой земле, /...?/ веточка женщины,
и только не заставляйте его и там кручиниться, веточку /...?/ женщины». |
Itkuvirsi miesvainajalle (Плач по мужу)
