Tütrindam (Неродная дочь). Волшебная сказка

Ende eletihe mamanke kaks tütärt, üks tütär oli rodni, a töine oli nerodni tütär, mamm hänele oli emindam. Necida hän ičeze tütren navedi, necida tütärt tošč ei navednu vousö. Nece akk ičeze rodnijale tütrele sanub: «Vögam händast randpertiižehe elämaha.» Necile tütrele sanub: «Homen sina mä eriži elämaha.» Hän andei hänele samalt kuiduks kezerta, tuhkad ledes andei döuhoks, čuurud andei šonaks, piladöuhod andei suurmaks. Händast vödhe sinna pertiižehe elämaha ühttaze. Nece ladi kožližen, samluden sidei, värtnäižen kädehe i kezerdaškanz.
Kuulišť, ka kolotiže. Mäni avoidamha. Verajan avoiž, ka koume hörmud razboinikad.
— Neidine, neidine, lämbita kilbetiine.
Kilbetiižen lämbiť. Nened ukod, koume razboinikad, kilbetihe mändhe. Nece neidine pirgaižed ajaškanz, kästtihe ka. Hiirutt i hippäsť.
— Neidine, neidine, touknašť tahthašť, pahal aigal liinen hivä.
Nece neidine toukunt tukun, tahthašť škläkun. Hiirutt hiviš meliš läks’ kodaha. Nene tuldhe hörmud kilbetišpei, ka sötť heid, dötť.
— Neidine, neidine, tuližid ku magatta ka.
Kukei čaigahť, mužikad kadotine, nece neičukaine ihasţį, Däi hänele dengiid koume sumkad.
Toižel ehtal möst kolotiže. Nened že hörmud most kästtazeuml
— Neidine, neidine, lämbita kilbetiine.
Kilbetihe mändhe, a nece neidine pirgaižed ajab. Hiirutt i hippäsť:
— Neidine, neidine, touknašť tahthašť, pahal aigal liinen silei hivä. Nece neidine toukunt tukun, tahthašť andei škläkun. Hiirutt hiviš meliš päčin alle kodaha.
Nene ukod tuldhe most kilbetišpei, sötť, dötť nenid ukiid.
Neidine, neidine, tuližid ku magatta.
Väitti, naku valikiižen pezen.
Necida neičukašt hiirutt vastan alle murdiižeks i muutalz’. Kukei čaigahť i nene mužikad möst kadotihe. Mamm i sizar sanub:
— Lähkam otmaha, riktud oma dö dai kolnu om siga, lähkam, hotä togam lud ne.
Mändhe, ka hän siga kändleze ku papaď hivä. Töine sizar se sanub:
Kus, čikuško, olid, da kus otid neceverdan dengiid, openda mindei!
Mä, mamale sanub, — vö sinna elämaha ičeiž zdročonijad tütärt. Kodihe tuldhe dengiideke, kanttihe edva koumen. Toine sizar sanub:
Mina lähten sinna. Openda mindei, čikuško.
Necen tütren sädatab, toižen, ičeze selgitab. Ičeze tütrele andei töd ka kuidud kezerta, döuhod andei rugihišť, pirgiikš nižišť döuhod, šonad dö hiväd andei, suurint andei, toukunt andei, kaiked andei ičeze tütrele. Höbole ištut’ dai vei sinna. Sizar se opendab: «Kacu, tuloba razboinikad, ka kilbeť lämbita-da kästtaze, lämbita, pirgaižed aja, hiirutt tulob, pakičob touknašť tahthašť, ka sina hänele paina valikoi.»
Nece neičukaine dö hiviš meliš ištub, kezerdab, tulnu dengiid samha. Kuulišť, ka kolotiže, dö tuloba. Mäni, avoiž, ka möst razboinikad.
— Neidine, neidine, lämbitaskep kilbetiine, ajaskep pirgaižid. Kilbetin lämbiť, nene kilbetihe lähttihe. Nece neižne pirgaižid ajaškanz.
Hiirutt i hippäsť:
— Neidine, neidine, touknašť tahthašť, pahal aigal linen hivä. Hiirudele ku las’k valikoi päha. Hiirutt voivotesenke läks’ kodaha, ei völ
kolnu. Nene ukod kilbetišpei tuldhe, čai dödhe, kaik pirgad södhe.
— Neidine, neidine, tuližid ku magatta.
Hän magatta mäni, pekstihe, pekstihe, ka edva heng dättihe. Nene ukod lähttihe. Necile nimida dänu ei. Nece neičukaine dö pelgastunu: «Tuloba, ka riktaze niguni mindei.» Möst tuldhe, kolotiže.
— Neidine, neidine, lämbita kilbetiine, aja pirgaižed.
Lähttihe kilbetihe, möst pirgaižed ajaškanz. Hiirutt hippäsť möst, ei, rouk, pannu pahaks, möst tulob.
Neidine, neidine, touknašť tahthašť, pahal aigal hivä liinen. Hän las’k hiirudele, hiirutt voivotesenke kodaha i läksiškanz.
- Sina mindei rikeid da ed i sina päzu.
Iče koľ, rouk. Nene kilbetišpei tuloba, södaze, dödaze.
— Neidine, neidine, tule magatta.
Neidine nece magatta mäni. Necida pekstihe, pekstihe, döugab čaptihe, nižad čaptihe. Nece mamm da tütär otmaha ajetaze, paral höbol tuloba otmaha. Nene dö pandud nižad iknale, döugad gardalijale dö ripputet.
— Kacu, nakka minun tiitrudel bulkaižed vilugataze iknal.
Tuldhe, ka tütär dö riktud. Sihe langen’ mamm nece. Luuhuded kaik kogoz’ mamm, kordhä pani, kodihe otť. Kodihe tuldhe da necen tütrenke eläskathe kahten. Tegihe tütär hänele armaz. Nuguni siga eletaze. Enamba ni mida.

Жили-были с матерью две дочери. Одна дочь была родная, а вторая — неродная, матерью стала ей мачеха. Она любила свою дочь, а вторую дочь совсем не любила.
Эта женщина говорит своей родной дочери:
Отвезем ее жить в избушку на берегу. — И говорит падчерице:
Завтра ты уходи от нас жить отдельно. Дала она ей мха вместо волокна для прядения, золы из очага — вместо муки, гравия — вместо пшена, опилок — вместо крупы. Отвезли они ее туда, в избушку, одну жить. Сделала она себе прялку, привязала мох, взяла веретено в руки и начала прясть. Слышит, стучатся. Пошла она открывать. Открыла дверь, а там три разбойника.
— Девушка, девушка, истопи баньку.
Истопила она баньку, эти мужики-разбойники пошли в баню. Девуш¬ка начала пироги екать, велели дак. Мышка прыгнула:
— Девушка, девушка, дай толокняного теста, в плохие времена пригожусь.
Эта девушка дала толокняного теста. Мышка, довольная, шмыгнула в норку. Пришли разбойники из бани. Она накормила, напоила их.
— Девушка, девушка, пришла бы ты с нами спать?
Петух кукарекнул. Мужики исчезли. Девушка обрадовалась. Осталось ей денег три сумки.
На следующий день опять стучатся. Эти же мужики опять велят:
— Девушка, девушка, истопи баньку.
Пошли они в баню, а девушка пироги скет. Мышка прыгнула:
— Девушка, девушка, дай толокняного теста, в плохие времена пригожусь.
Девушка дала толокняного теста. Мышка, довольная, спряталась под печку в норку.
Пришли мужики из бани. Накормила, напоила она их.
Девушка, девушка, пришла бы ты с нами спать?
Подождите, только валик вымою.
Мышка девушку превратила в соринку, запрятала под веник. Петух кукарекнул, и эти мужики опять исчезли.
Мать и сестра говорят: «Пойдем за нею, возьмем ее, наверно, она уже умерла там. Пойдем, хоть кости-то принесем». Пошли они, а она там порядничает, как попадья хорошая. Вторая сестра-то и говорит:
— Как, сестрица, ты жила здесь, откуда взяла столько денег? Научи меня!
Говорит она мачехе:
Свою дроченую дочь потом туда жить отведи. Домой пришли с деньгами, едва втроём донесли. Вторая сестра говорит:
Я пойду туда. Научи меня, сестрица. Мать одевает, посылает туда свою дочь. Своей дочери дала кудели да волокна для прядения, муки дала ржаной, на пироги — пшеничной муки, хорошего пшена дала, крупы дала, толокна дала, всего дала своей дочери. Усадила на лошадь и отвезла туда. Сестра-то наказывала:
Смотри, придут разбойники, попросят баню истопить, ты истопи, пирогов наски; мышка придет, попросит толокняного теста, так ты ее стукни валиком.
Эта девушка сидит, довольная, прядет (добывать деньги приехала). Слышит, стучатся, уже пришли. Пошла, открыла — там разбойники.
— Девушка, девушка, истопи-ка баньку, наски-ка пирогов.
Баню истопила, пошли они в баню. Мышка и прыгнула:
— Девушка, девушка, дай толокняного теста, в плохие времена пригожусь.
Она как стукнет мышку валиком по голове. Мышка с писком убежала еле живая в норку. Эти старики из бани пришли, попили чай, все пироги съели.
— Девушка, девушка, пришла бы ты спать?
Она пошла спать: ее били, били, едва душа в теле осталась. Старики ушли, ей ничего и не оставили. Девушка испугалась: «Вот вернутся и убь¬ют меня теперь». Опять пришли, стучатся:
— Девушка, девушка, истопи баньку, наски пирогов.
Ушли они в баню, она начала пироги екать. Мышка прибежала, не обиделась, бедная, опять явилась:
— Девушка, девушка, дай толокняного теста, в плохие времена при¬гожусь.
Она как стукнет мышку, мышка с писком и убежала в норку:
— Ты меня убила, но и ты не спасешься! — Сама скончалась, бедняжка.
Старики из бани пришли, едят, пьют.
— Девушка, девушка, иди спать.
Девушка эта пошла спать. Ее били, били, ноги отрезали, груди отрезали, положили на окно, а ноги на балкон. Мать и сестра едут на паре лошадей за нею:
— Смотри, там у моей доченьки на окне булочки остывают.
Пришли, а дочь уже убита. Тут и упала мать. Потом косточки все собрала мать, в сани положила, домой взяла. Приехали домой и вдвоем ста¬ли жить. Стала падчерица любимой дочерью. И теперь там живут. Больше ничего.