|
Päivöin poika valkiain,
valkiain selkiäin,
sattuuloi sata hevoist
sattaa sattuulavyyhy,
tuhattii valjahii.
Vaijanat vaselle paistoit,
vemmel kullin kuumotteli.
Mani Tooneelt tyärt,
Manalalta morsiant.
Tooni istuu tiin seläs,
Manalain maan rajoil.
«Annatka, Tooni, tyttöjääs,
Manalain, marjuttaas?».
Tooni vaiten vastaeli:
«Ei oo ainoi annettava,
tyttöi hellä heitettävä.
Ku käyt miun kässyynt,
ajat jalkoiaskeloin(t),
siis vast ainoi annetaa,
tyttöi hellä heitetää.
Ku siä jookset verriisen verssan
veitsien terriä myyt,
niiglojen nenniä myyt,
naskalin nassoja myyt,
kassurin kassoja myyt, –
siis vast ainoi annetaa,
tyttöi hellä heitetää».
Päivöin poika valkiain,
valkiain selkiäin,
otti toonki tehhäksee,
kuiten ilma ollaksee,
naiseta elelläksee.
Paha on naiseta ellää,
paha paijan sotkijata.
Niin jooksi verriisen verssan
veitsien terriiä myyt,
niiglojen nenniä myyt,
naskalin nassoja myyt,
kassurin kassoja myyt.
Taas sattuuloi sata hevoist
sattaa sattuulavyyhy,
tuhattii valjahii;
valjahat vaselle paistoit,
vemmel kullin kuumotteli.
Mani taas Tooneelt tytärt,
Manalaalt morsiant.
Tooni istгi tiin seläs,
Manalain maan rajoil.
«Annatka, Tooni, nyt tyttöjääs,
Manalain, marjuttaas?».
Tooni vaiten vastaeli:
«Ei oo ainoi annettava,
tyttöi hellä heitettävä.
Kun viil käyt miun kässyynt,
ajat jalkoinaskeloint,
sit vast ainoi annetaa,
tyttöi hellä heitetää.
Ku tiit paijuisen linnan
yksinöisist vesoist,
kaksinöisist kantoloist».
Päivöin poika valkiain,
valkiain selkiäin,
otti toonki tehhäksee,
kuiten ilma ollaksee,
naiseta elelläksee.
Paha naiseta ellää,
paha paijan sotkijata.
Nyt teki paijuisen linnan
yksinöisist vesoist,
kaksinöisist kantoloist.
Taas sattuuloi sata hevoist
sattaa sattuulavyyhy,
tuhattii valjahii;
valjahat vaselle paistoit,
vemmel kullin kuumotteli.
Mani taas Tooneelt tyärt,
Manalaalt morsiant.
Tooni istui tiin seläs,
Manalain maan rajoil.
«Annatka nyt, Tooni, tyttöjääs,
Manalain, marjuttaas?».
Tooni vaiten vastaeli:
«Еi oo ainoi annettava,
tyttöi hellä heitettävä.
Viil ku käyt miun kässyynt
ta ajat jalkoinaskeloint,
siis vast ainoi annetaa,
tyttöi hellä heitetää.
Ku tiit merroihe sillan
yhen yyn ymperiil,
sit vast ainoi annetaa,
tyttöi hellä heitetää».
Päivöin poika valkiain,
valkiain selkiäin,
otti toonki tehhäksee,
kuiten ilma ollaksee,
naiseta elelläksee.
Paha naiseta ellää,
paha paijan sotkijata.
Niin teki merroi sillan
yhen sutkin ymperiil.
Taas sattuuloi sata hevoist
sattaa sattuulavyyhy,
tuhattii valjahii;
valjahat vaselle paistoi,
vemmel kullin kuumotteli.
Taas mäni Tooneelt tytärt,
Manalaalt morsiant.
Tooni istui tiin seläs,
Manalain maan rajoil.
«Annatka nyt, Tooni, tyttöjääs,
Manalain, marjuttaas?».
Sit vast ainoi annettii,
tyttöi hellä heitettii. |
Светлый сын солнца,
светлый и умелый (умный),
оседлал сто лошадей
в сотню подпруг седельных,
в тысячу сбруй.
Сбруи медью блестели,
дуга золотом сверкала.
Поехал к Туони за дочкой,
к Манале за невестой.
Туони сидит на дороге,
Манала – на пределе земли.
«Отдашь ли, Туони, свою дочку,
Манала, свою ягодку?»
Туони так отвечает:
«Не отдам единственную,
нежную деву не выдам.
Если исполнишь мои повеления,
сделаешь, что прикажу,
тогда отдам единственную,
нежную деву выдам.
Пробежишь кровавую версту
по лезвиям ножей,
по кончикам иголок,
по остриям шильев,
по клинкам косарей , –
лишь тогда отдам единственную,
нежную деву выдам».
Светлый сын солнца,
светлый и умелый,
взялся и это сделать,
нежели так оставаться,
нежели без жены жить.
Плохо без жены жить,
плохо без стирающей рубашки.
Так он пробежал кровавую версту
по лезвиям ножей,
по кончикам иголок,
по остриям шильев,
по клинкам косарей.
Опять оседлал сто лошадей
в сотню подпруг седельных,
в тысячу сбруй;
сбруи медью блестели,
дуга золотом сверкала.
Поехал опять к Туони за дочкой,
к Манале за невестой.
Туони сидит на дороге,
Манала – на пределе земли.
«Отдашь ли теперь, Туони, свою дочку,
Манала, свою ягодку?».
Туони так отвечает:
«Не отдам единственную,
нежную деву не выдам.
Если еще исполнишь мои повеленья,
сделаешь, что прикажу,
тогда отдам единственную,
нежную деву выдам.
Если построишь крепость из ивы,
из побегов возрастом в одну ночь,
из пеньков возрастом в две ночи».
Светлый сын солнца,
светлый и умелый,
взялся и это сделать,
нежели так оставаться,
нежели без жены жить.
Плохо жить без жены,
плохо без стирающей рубашки.
Теперь построил крепость из ивы,
из побегов возрастом в одну ночь,
из пеньков возрастом в две ночи.
Опять оседлал сто лошадей
в сотню седельных подпруг,
в тысячу сбруй;
сбруи медью блестели,
дуга золотом сверкала.
Поехал опять к Туони за дочкой,
к Манале за невестой.
Туони сидит на дороге,
Манала – на пределе земли.
«Отдашь ли теперь, Туони, дочь,
Манала, свою ягодку?».
Туони так отвечает:
«Не отдам единственную,
нежную деву не выдам.
Если еще исполнишь повеленье
да сделаешь, что прикажу,
тогда отдам единственную,
нежную деву выдам.
Построишь мост через море
в течение одной ночи,
только тогда единственную отдам,
нежную деву выдам».
Светлый сын солнца,
светлый и умелый,
взялся и это сделать,
нежели так оставаться,
нежели жить без жены.
Плохо жить без жены,
плохо без стирающей рубашки.
Сделал он мост через море
в течение одних суток.
Опять оседлал сто лошадей
в сотню седельных подпруг,
в тысячу сбруй;
сбруи медью блестели,
дуга золотом сверкала.
Опять поехал к Туони за дочкой,
к Манале – за невестой.
Туони сидит на дороге,
Манала – на пределе земли.
«Отдашь ли теперь, Туони, дочку,
Манала, свою ягодку?».
Тогда лишь единственную отдали,
нежную деву выдали. |
Tuonelta kosintan (Сватовство у Туони)
